Три мушкетера. Часть 1 - Страница 58

— Пусть ваше преосвященство докажет это! — воскликнул де Тревиль с искренностью чисто гасконской и резкостью чисто военной. — Дело в том, что за час до этого господин Атос, человек — как я осмелюсь доложить вашему величеству — весьма знатного происхождения, оказал мне честь отобедать у меня и беседовал у меня в гостиной с герцогом де Ла Тремулем и графом де Шалю.

Король взглянул на кардинала.

— Все, о чем я говорил, — произнес кардинал в ответ на безмолвный вопрос короля, — изложено в протоколе, подписанном пострадавшими. Имею честь представить его вашему величеству.

— Неужели протокол судейских чиновников стоит честного слова военного? — гордо спросил де Тревиль.

— Полно, полно, Тревиль, — сказал король, — замолчите!

— Если его преосвященство подозревает кого-либо из моих мушкетеров, — ответил де Тревиль, — то ведь справедливость господина кардинала достаточно известна всем, и я сам прошу о расследовании.

— В доме, где происходил этот обыск, — проговорил кардинал все с тем же хладнокровием, — живет, если я не ошибаюсь, некий беарнец, друг этого мушкетера?

— Ваше преосвященство имеет в виду д'Артаньяна?

— Я имею в виду молодого человека, которому вы, господин де Тревиль, покровительствуете.

— Да, ваше преосвященство, совершенно верно.

— Не считаете ли вы возможным, что этот молодой человек дурно влиял…

— …на господина Атоса, человека, который вдвое старше его? — перебил де Тревиль. — Нет, ваша светлость, не считаю возможным. Кроме того, господин д'Артаньян также провел вечер у меня.

— Вот так история! — воскликнул кардинал. — По-видимому, решительно все провели вечер у вас!

— Не подвергает ли ваше преосвященство сомнению мои слова? — спросил де Тревиль, которому краска гнева залила лицо.

— Нет, боже меня упаси! — произнес кардинал. — Но в котором часу д'Артаньян был у вас?

— О, это я могу совершено точно сообщить вашему высокопреосвященству: когда он вошел, я как раз заметил, что часы показывали половину десятого, хотя мне казалось, что уже позднее.

— А в котором часу он покинул ваш дом?

— В половине одиннадцатого. Через час после этих событий.

— Но в конце-то концов… — сказал кардинал, который ни на минуту не усомнился в правдивости де Тревиля и чувствовал, что победа ускользает от него, — но ведь в конце-то концов Атоса задержали в этом самом доме на улице Могильщиков.

— Разве другу воспрещается навещать друга, мушкетеру моей роты — поддерживать братскую дружбу с гвардейцем из роты господина Дезэссара?

— Да, если дом, где он встречается со своим другом, подозрителен.

— Дело ведь в том, что дом этот подозрителен, Тревиль, — вставил король. — Вы этого, может быть, не знали…

— Да, ваше величество, я действительно этого не знал. Но я убежден, что это не относится к части дома, занятой господином д'Артаньяном, ибо я могу вас уверить, что нет более преданного слуги вашего величества и более глубокого почитателя господина кардинала.

— Не этот ли самый д'Артаньян ранил когда-то де Жюссака в злополучной схватке у монастыря кармелиток? — спросил король, взглянув на кардинала, покрасневшего от досады.

— А на следующий день поразил Бернажу, — поспешил заметить де Тревиль. — Да, ваше величество, он самый; у вашего величества отличная память.

— Так что же мы решим? — спросил король.

— Это скорее дело вашего величества, чем мое, — сказал кардинал. — Я настаиваю на виновности этого Атоса.

— А я отрицаю ее! — воскликнул де Тревиль. — Но у его величества есть судьи, и судьи разберутся.

— Совершенно верно, — сказал король. — Предоставим это дело судьям. Им судить, они и рассудят.

— Печально все же, — вновь заговорил де Тревиль, — что в такое злосчастное время, как наше, самая чистая жизнь, самая неоспоримая добродетель не может оградить человека от позора и преследований. И армия, смею вас заверить, не очень-то будет довольна тем, что становится предметом жестоких преследований по поводу каких-то полицейских историй.

Слова были неосторожны. Но Тревиль бросил их, зная им цену. Он хотел вызвать взрыв, а взрыв сопровождается пламенем, которое освещает все кругом.

— Полицейские истории! — вскричал король, ухватившись за слова де Тревиля. — Полицейские истории! Какое понятие вы имеете обо всем этом, сударь? Займитесь вашими мушкетерами и не сбивайте меня с толку! Послушать вас, так можно подумать, что стоит арестовать мушкетера — и Франция уже в опасности. Сколько шуму из-за какого-то мушкетера! Я прикажу арестовать их целый десяток, черт возьми! Сотню! Всю роту! И никому не позволю пикнуть!

— Если мушкетеры подозрительны вашему величеству, значит, они виновны, — сказал де Тревиль. — Поэтому я готов, ваше величество, отдать вам мою шпагу. Ибо, обвинив моих солдат, господин кардинал, не сомневаюсь, в конце концов возведет обвинение и против меня. Поэтому лучше будет, если я признаю себя арестованным вместе с господином Атосом, с которым это уже произошло, и с господином д'Артаньяном, с которым это, вероятно, в ближайшем будущем произойдет.

— Гасконский упрямец, замолчите вы наконец! — сказал король.

— Ваше величество, — ответил де Тревиль, ничуть не понижая голоса, пусть вернут мне моего мушкетера или пусть его судят.

— Его будут судить, — сказал кардинал.

— Если так — тем лучше. Прошу, в таком случае, у вашего величества разрешения защищать его.

Король побоялся вспышки.

— Если бы у его преосвященства, — сказал он, — не было причин личного свойства…